Руслана ЛЫЖИЧКО: «Единственный раз на Майдане утром 20 февраля я испугалась, когда увидела, как погибших складывают, с убитых каски и бронежилеты снимают и все это в крови»

В каком-либо представлении моя собеседница не нуждается, хотя как именно ее представить — тот еще вопрос. Просто певицей, даже если учесть, что Руслана Лыжичко самая успешная и титулованная украинская исполнительница, победительница «Евровидения», уже не назовешь — этого слишком мало. Политиком? Боюсь, что сама не захочет, поскольку это слово в нашей стране уже сродни ругательству, к тому же из политики Руслана давно ушла, сознательно отказавшись в 2007 году от депутатского кресла и прилагающихся к нему привилегий. Гражданским активистом? Опять-таки недостаточно, потому что активистов у нас много, а Руслана одна. Волонтером? Наверное, тут же перебьет и скажет, что волонтеров у нас полстраны, и она далеко не первый и не самый героический и самоотверженный из них...

Попробую громкое определение «символ украинской революции» употребить, даже двух революций, 2004-го и 2013-2014 годов, потому что и первый, и второй Майдан без Русланы представить трудно. Вместе с тем, если на первом, «оранжевом», она все-таки примкнувшей к народу артисткой была, то во время второго — голосом, лицом, переговорщиком, лидером и, в конце концов, душой многомиллионной не толпы и не массы, а общественности, которая выражала свой протест против творящегося в государстве беспредела.

Успешная, обеспеченная, востребованная, ни в чем особо не нуждающаяся, Майданом Руслана жила, абсолютно искренне отдавая всю свою «дику енергію» и болея за каждого, кто отважился, рискнул, и уж тем более за тех, кто пострадал. Если бы не ее призывы, которые то подбадривали народ, то нарастающую агрессию силовиков сдерживали, Майдан вряд ли так долго продержался бы — таким, каким оценил и зауважал его весь цивилизованный мир (и возненавидел недоцивилизованный).

Многих интересовало: а ей-то зачем это надо? Денег вроде хватает, в Европу и так, без прицепа в виде страны, интегрирована — с 2004 года, когда громкую и абсолютно заслуженную победу на «Евровидении» одержала, властью обижена никогда не была... В то, что достигшая больших вершин певица решила о государстве подумать и чем-то ему полезной быть не за что-то, а просто так, по велению сердца, верилось с трудом — во всяком случае, тем, кто сам на сцену Майдана выйти не решился бы или, если и решился бы, то при определенных условиях. А я вот Руслане верю, потому что, стоя рядом, глядя на нее тогда и слушая, как она говорит, радовался: ну, слава Богу, есть в Украине такие люди, не перевелись, не разочаровались, не опустили руки...

Во многом благодаря именно ей жители разных регионов страны государственный гимн выучили и даже в смысл его слов вникать стали, понимать, собственно, о чем поют, и именно благодаря ей стало, наконец, ясно, должен ли человек искусства гражданскую позицию иметь и ее демонстрировать. В артистической среде единица измерения появилась, некая планка высокая, которую, к сожалению, очень немногие взяли, а некоторые даже пробовать не пытались, ну и еще один пример для подражания теперь мы имеем, еще один готовый ответ для наших детей на вопрос: «На кого хочешь ты быть похожим?». Да-да, на Руслану — а почему бы и нет?

Когда боевая, энергичная и спортивная украинка набрала на «Евровидении» в Турции победные 280 баллов, пришедший в восторг от «Диких танців» журналист ВВС назвал ее принцессой-воином, — сам не понимая, как он чертовски прав. О таких, как Руслана, снимают фильмы и пишут книги, и на книги, кстати, писателей-фантастов Марину и Сергея Дяченко она уже вдохновила.

За киношниками, думаю, тоже не заржавеет, причем даже та пресс-конференция по случаю поездки в Донбасс не помешает, которая многих шокировала и заставила думать, что Руслана чуть ли не «ДНР» и «ЛНР» поддержала. Что ж, человеку, вовлеченному в переговорный процесс между воюющими сторонами, шельмовать ни одну из них, даже откровенно бандитскую, категорически нельзя, иначе ни о каких визитах, переговорах и спасении жизней не может быть и речи.

Нынешнюю украинскую власть Руслана Лыжичко критикует, причем по праву, за дело и не с позиции «я могла бы лучше, да не берут», а с точки зрения обычной гражданки Украины, которой не все равно, как ее страна живет и куда движется — в Европу, Азиопу или куда-нибудь еще. И точно так же, как и других граждан Украины, власть Руслану не особо слушает, а зря. Есть у нашего народа привычка одна любопытная — ему свойственно собираться на Майдане, если туда Руслана пошла...

«СЛАВЯНСКИЙ БАЗАР» — ЭТО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОБЕДА. МЫ ТАКИЕ СЧАСТЛИВЫЕ БЫЛИ, ЧТО ДЛЯ УКРАИНЫ ГРАН-ПРИ ЗАВОЕВАЛИ!»

— Ты знаешь, Руслана, буквально на днях я как раз события 19-летней давности вспоминал (как время летит — страшно подумать!). Итак, рейс «Киев — Минск», Юрий Рыбчинский, мама твоя,  твой муж Саша Ксенофонтов, ты... Юрий Евгеньевич тебя мне представил: «Вот талантливая девочка из Львова на «Славянский базар» едет» — там ты замечательно его песню исполнила, победила, и это твой первый триумф был: никто же тебя тогда не знал, правда?

— Ну, я, по-перше, з усіма привітатися хочу і пояснити, чому на російську перейду: аби якомога більше людей у світі все, про що говорити ми будемо, зрозуміли.

Дима, эти минуты я никогда не забуду! Мы какие-то особо вдохновенные были и по поводу всего волновались, причем даже не столько о том, как карьера пойдет, — обо всем подряд. Я и тебе в том числе благодарна, и Юрию Евгеньевичу, конечно, и Игорю Покладу, и Володе Бебешко, и младшему Рыбчинскому, Жене, — словом, всем, кто меня тогда окружали, потому что все понемножку какой-то толчок дали, импульс, вследствие чего я состоялась такая, какая сегодня есть. Мне очень правильные слова тогда были сказаны — откровенно, по-дружески...

На «Славянский базар» песню «Дикі гуси» мы взяли, которая идеально как композиция сделана. Юрий Евгеньевич по сегодняшний день одним из самых выдающихся поэтов для меня остается, который так слова подобрать умеет... Что ж, гением надо родиться! Я его поэзией, в том числе эротическими произведениями, зачитываюсь: человек абсолютно всю глубину эмоций чувствует!

«Дикі гуси» мы выбрали потому, что она на народную песню похожа: когда профессиональные авторы композицию создают, которую все народной считают, — это самый высокий уровень, как в Америке блюз. Все спрашивали: «Неужели у этой песни авторы есть?». Я отвечала: «Да, Игорь Поклад и Юрий Рыбчинский».

Помню, Игорь Дмитриевич сомневался: «В такой обработке — зачем? Все эти гармонии — дань моде...», а мы Селин Дион увлекались, нам так гармонии в ее The Power of Love нравились, очень хотелось, чтобы и у нас так же драматично было, чтобы современная баллада получилась...

Жюри на «Славянском базаре», если ты помнишь, Андрей Петров возглавлял...

---

---

— ...да...

— ...и Владимир Мулявин туда входил — две легенды, особенно для нас, музыкантов. Петров так иронично сказал: «Вы сами эту аранжировку сделали? Никогда не поверю!». И Мулявин тоже: «Вы эту голосовую гармонию сами придумали? Не может быть!». Я убеждала: «Да честно, это мы вдвоем с Сашкой!»...

Знаешь, «Славянский базар» — это больше, чем победа. Во-первых, мы такие счастливые были, что для Украины Гран-при завоевали, а во-вторых, я вообще не поняла, как это, по большому счету, произошло, так волнение зашкаливало. Ты помнишь, что в Витебске тогда шесть градусов тепла было?

— Да, очень холодно!

— Посреди лета — бум, у меня пар изо рта шел! Мне казалось, все так медленно, в рапиде, происходит, и, конечно, состав очень сильный был, такие вокалисты подобрались мощные! Я с удовольствием в Витебск после этого приезжала, и в один из последних моих визитов чуть ли не в четыре утра пришлось выступать. Сидели мы с «Ляписом Трубецким», еще с кем-то, обсуждали, какую пиротехнику сделать, полночи ругались, будет она или нет, а в результате солнце взошло, и никакая пиротехника не понадобилась...

Витебск всегда будет у меня с каким-то особым теплом ассоциироваться...

— ...прекрасный город, правда? Шагаловский!

— Я Беларусь за все, что на «Славянском базаре» произошло, полюбила, чувствовала себя там, как дома...

— ...а белорусы какие теплые, замечательные...

— ...душевные! Ой, Дим, ты вот напомнил — и я прямо расчувствовалась...

«НА МАЙДАНЕ ТАКИХ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ Я УВИДЕЛА! — ДАЖЕ ПОВЕРИТЬ НЕ МОГЛА, ЧТО ОНИ ЖИВУТ РЯДОМ, В МОЕЙ СТРАНЕ»

— «Славянский базар» — фестиваль, на котором представители Украины, России и Беларуси выступали: кто мог тогда подумать, что годы пройдут, и такое напряжение возникнет, что война между Россией и Украиной будет — настоящая, полномасштабная, и брат на брата пойдет? Ты такое, даже в страшном сне, представить могла?

— Наверное, я и сейчас не понимаю, что происходит, — сейчас это, как в страшном сне, выглядит, и многие думают: «Господи, побыстрее бы проснуться и этот жуткий сон забыть». Я считаю, что войны политики делают, — ну, не верю, что между людьми войны рождаются. Видишь, у меня другая идеология, я убеждена, что людям не строить баррикады свойственно, а, наоборот, ломать. Простые люди держаться вместе стремятся, потому что у них инстинкт самосохранения срабатывает: когда мы вместе — сильнее становимся, это логично, и совершенно нелогично войны развязывать, тем более таким душевным народам, как славяне. До сих пор не могу объяснить, как это все случилось, и жду, когда правда откроется: что же это за афера такая была — на высшем политическом уровне.

---

---

— Я тебя очень люблю за то, что ты настоящая, всегда то, что думаешь, говоришь, и твой голос в самый необходимый момент звучит громче, чем голоса политиков. В шутку или всерьез тебя ветераном майданного движения можно назвать — два Майдана уже за плечами, в которых самое активное участие ты принимала. На первом еще неопытная была, а из второго (сейчас на меня многие политики обидеться могут, но я точки над «і» расставить хочу, опираясь на то, что собственными глазами видел), если бы не ты и не Женя Нищук, ничего бы не получилось. Не политики держали Майдан — Руслана держала, и об этом надо сказать прямо...

— Мы на износ работали, это правда, и каждый свое место там занимал, поэтому не «если бы не Руслана», а «если бы не люди» — я все равно это подчеркивать буду. Майдан постоянно менялся, он даже в течение двух часов одинаковым не был, потому что одни могли днем стоять, другие — вечером, третьи — ночью... На все сутки меня не хватало, я, как ты знаешь, ночью там все время была, и мне, и Жене, и другим ребятам, которые выходили и заменяли меня, когда голос уже пропадал, очень непросто приходилось... Если бы мы не делали это самоотверженно и не верили свято в то, что это действительно нужно, ни одного правильного слова не подобрали бы, не смогли бы помочь протестующим в самых ответственных ситуациях выстоять. Хотя, ты знаешь, в самые экстремальные моменты люди на Майдане как-то сами организовывались — сложнее в периоды неопределенности было: зачем стоим? ради чего? что это даст? кто нами руководит? какие наши требования? — объясните членораздельно, сформулируйте!

---

---

— А никто же объяснить не мог — из политиков...

— Отвечать на эти вопросы даже своим друзьям и коллегам было трудно. «Почему стоите?». — «Потому что стоим». — «И сколько стоять будете?». — «Не знаю, сколько понадобится». — «А зачем?». — «Потому что по-другому нельзя».

Силы есть, когда что-либо с верой делаешь, а веру эту мне, естественно, люди давали. Таких замечательных людей я увидела! — даже поверить не могла, что они живут рядом, в моей стране. Это такая скромность, честность, чистота, креативность, абсолютное бескорыстие — на Майдан же ну просто все несли, и это вдохновляло. Я ни секунды не думала: «Ой, что-то я подустала, пора поспать» — помню, однажды на сцене коврик себе постелила и сказала всем: «Если присяду, а потом вдруг прилягу, не удивляйтесь». (Смеется). Очень холодно было — начало января, после Рождества сразу, первые похолодания уже начались, в пять утра 25 градусов мороза, ветер пронизывающий... Ты просишь его: «Ветер, ну успокойся — и так тяжело, еще и ты дуешь!». Рук не чувствуешь, они как отмороженные, вдаль смотришь, а там маленький фонарик светит... Помнишь эти фонарики, Дима? Это были огоньки надежды!

«АБСОЛЮТНО ИСКРЕННЕ ВСЕ СВОИ ДОПИНГИ ПЕРЕЧИСЛЮ: ОБТИРАНИЕ СНЕГОМ, КУПАНИЕ В ХОЛОДНЫХ КАРПАТСКИХ РЕЧКАХ ЛИБО ХОЛОДНЫЙ ДУШ, НАТУРАЛЬНОЕ ПИТАНИЕ, КАЖДОЕ УТРО БЕГ...»

— Ты знаешь, такой, как у тебя, энергией обладать — это не шутка. Я одному знакомому сказал: «Посмотри, как эта девочка почти круглосуточно митингующих заводит», а он: «Да ну, она то покурит, то примет, то уколется»...

— (Хохочет).

— Признайся, какие-то средства взбадривающие были? — нечеловеческая нагрузка все-таки...

— Я абсолютно искренне все свои допинги перечислю: обтирание снегом, купание в холодных карпатских речках либо просто холодный душ, натуральное питание, каждое утро бег...

---

---

— ...а тогда?

— А тогда многолетняя подготовка сработала, выносливость после «Евровидения», иначе никогда в жизни такого графика не выдержала бы, и поскольку я не рок-музыкант, нюхать и колоться — по законам жанра — мне не обязательно (смеется). Как все артисты, я заложником имиджа стала, но ведь имидж мой — амазонка, а это значит, пресс кубиками должен быть, красивые мышцы (рельефный бицепс показывает), и знаешь, буквально за год до Майдана друзья и, по-моему, даже Катя Осадчая меня спрашивали: «Куда ты так бегаешь-прыгаешь-качаешься? Прямо как на войну готовишься...».

Простояв на Майдане одну, вторую, третью ночи, я Бога благодарила: «Господи, спасибо тебе, что я такая выносливая!» — более того, сознательно не уходила, чтобы всем показать: если я могу, значит, вы, мужчины, тоже можете, и много девчонок таких было, даже в ночь с 10 на 11 декабря, когда разгон был. Я просила: «Девчонки, там «Беркут». Поднимаем руки, чтобы они видели, что оружия у нас нет — там тоже нормальные люди есть, они увидят и поймут, что идти на нас со всем обмундированием нельзя», и девчата возле сцены руки поднимали, кричали: «Мы безоружные!». Кто-то подошел и сказал: есть, мол, проход, женщин всех уводи, потому что все, Майдан окружен, но женщины отказались!

Знаешь, странно было видеть, как мужчины возле нас, на сцене, в панику впадали, истерику — я смотрела на них и понимала: так, минус этот, минус этот, минус этот... Надежды на них мало, значит, держаться мне надо, и я просто все нервы проглатывала, страх исчезал куда-то, я хладнокровно народ успокаивать старалась, а это мне настолько не свойственно было! Я же девушка, которая всю жизнь людей поднимает, весь мой стиль, все «Дикі танці» на это направлены, а тут, наоборот, утихомиривать надо.

---

---

— Я хорошо ту ночь с 10 на 11 декабря помню — у телевизора где-то до часу сидел, и когда кольцо силовиков стало сжиматься, когда ты призывала: «Київ, вставай!», «Кияни, виходьте!», мы с женой подхватились, в машину прыгнули и всю ночь за тобой на сцене стояли. Важно было до шести утра продержаться, потому что в шесть метро открывалось...

— ...я это тоже помню...

— ...и люди бы подоспели. Мы в 6.15 ушли, совершенно задубевшие: мороз был страшный, и знаешь, что меня, кроме этой фантасмагории, этих черных касок, которые то приближались, то отступали, поразило? Какие мудрые слова ты находила, как хорошо, черт побери, говорила! У меня даже мысль мелькнула, что это вообще не ты, что ты просто посредник между этими людьми и какими-то высшими силами...

— До сих пор не могу понять, откуда все это бралось...

— Я так хотел это видео дома иметь — на память! Напротив нас камера «Громадського телебачення» была установлена, но в феврале у них в Доме профсоюзов...

— ...весь архив сгорел, да.

Пусть эта запись, Дима, у нас в памяти будет — это самое главное! Я уже к любой ситуации готова была, потому что после разгона студентов простить себе не могла, что Майдан именно на те злополучные три часа оставила, и знала, что если, не дай Бог, это повторится, всю силу, волю в кулак соберу и всю ночь простою. Фоззи («Танок на Майдані Конго») хороший музыкальный фон мне сделать помог, а Саша мой в ночь с 10 на 11 дважды выбегал, пытался схватить меня и со сцены увести, но я вырывалась, и он понял, что не получится. Я сказала: «Ты можешь меня забрать, но я на ходу из машины выскочу и вернусь, потому что мое место здесь». Я в сатисфакции после избиения студентов нуждалась, ведь всего уже насмотрелась и понимала: вот сейчас уже людей в обиду не дам, и откуда-то нужные слова приходили — про мир и спокойствие, про то, что протест у нас мирный и на провокации поддаваться мы не должны...

Я даже не повторю тебе сейчас, что тогда говорила, но у меня огромное желание собой всех накрыть было, чтобы как можно меньше пострадавших было.

«ПОСЛЕ 2004-ГО ЮЩЕНКО ЦИНИЧНО НАС ВСЕХ ОПУСТИЛ, А ПОЛИТИКИ КИНУЛИ — ПРОСТО УНИКАЛЬНУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРОСРАЛИ, КОТОРУЮ ЛЮДИ НА ЛАДОНИ ИМ ПРИНЕСЛИ»

— Многие мои московские друзья говорили: «Майдан проплачен, туда все за деньги выходят». Я спрашивал: «И я тоже?». — «Ну, не знаем...». Скажи, пожалуйста, тебя кто-нибудь просил туда выходить, Майдан держать, с людьми разговаривать? Тебе за это платили?

— Нет, единственный, кто звал, — опыт, который мы вместе с мужем имели. Ты о третьей, вернее, о самой первой революции не сказал — это была Революция на граните. Началось все с голодовки студентов — было такое Студенческое Братство, куда Сашка входил. Они во Львове это движение начинали, потом в Киев оно перешло, и здесь он тоже на Майдане сидел и голодал. У нас студенческие страйки во Львове в 91-м были...

---

---

— ...осенью...

— ...совершенно верно, так разве это могло свой отпечаток не наложить?

Так получилось, что в моем творчестве и прошлая, и нынешняя экзотика Украины присутствует. Хочется особенности и автентичной Украины передать (я все культуры уважаю, но наша действительно древняя), и современную показать, и это обязывает, к ответственности призывает. Куда бы мы ни приезжали, всем говорим, что мы from Ukraine, флаг разворачиваем — особенно после 2004-го и того, как цинично нас всех Ющенко тогда опустил, как нас политики кинули, как они, извини, просто уникальную возможность просрали, которую люди на ладони им принесли! Народ выстоял, выморозился, за ручку их к власти привел, чтобы свою работу они сделали, а они ее в свой карман сделали — и все на этом закончилось.

— История повторяется, тебе не кажется?

— Совершенно верно! Мало того, что нашу с тобой возможность жить лучше они потеряли...

— ...мгновенно...

— ...так еще и момент евроинтеграции Украины упустили — двери же были открыты! Опять-таки не ими, а что они могут? Кроме высокопарных фраз и зажигательных речей, ничего не смогли и ни секунды свой талант не применили — наоборот, в каких-то циничных аферах на государственном уровне использовали. Набив карманы, они исчезли — вот весь их вклад. Конечно, руки после всего этого опускаются, но когда 21 ноября на Майдане я оказалась, друг на друга с мужем мы посмотрели, и я спросила: «Саша, а что, еще какие-то варианты есть?». — «Конечно же, нет». Больше того, 24 ноября, когда большое вече на Европейской площади было, люди уже расходились, а я сказала: «Саш, я домой не хочу. Ну что теперь, с этим мириться будем? Все этот митинг забудут, а дальше-то что?».

Мы остались, дождь начался, в пять утра 50 человек под стелой стояли... На Европейской в палатках человек 200 было, а на Майдане — всего ничего, и я воскликнула: «Господи, да туристов иногда больше!». (Смеется). Расстроилась, думала, что все, никакой революции не будет, поэтому пойду-ка домой и заявлю, что буду сюда каждую ночь приходить, — это протест мой будет. Никто нам, Дима, не говорил на Майдан выходить — только наш внутренний голос, что это надо, иначе повторение пройденного будет, но я тебе так скажу: сегодняшняя власть умом и сообразительностью не отличилась, а по пути, совершенно четко разработанному папередниками, пошла, и свой талант еще в более изощренных коррупционных схемах применяет...

---

---

— ...опыт поднакопив...

— ...опять же PR-уловками обложившись: то дам брусчатку, то не дам, то продам бизнес, то не продам... Хозяин слова: дал — взял, так что это такое — опять начинается? Вот говорят, Майдан — это большой бардак, никакого порядка...

— ...да там идеальный порядок был!..

— ...совершенно верно, и какой, скажи, порядок теперь в политике, которая во второй раз нас перед темным будущим ставит? Я не хочу, Дима, в темное будущее смотреть — хочу, как ни странно, эти ліхтарики видеть, огоньки надежды, знать, что это изменено, здесь реформы начались, этих посадили, тех наказали, справедливость есть. Хотя бы один пример справедливости увидеть хочу, но те, кто сегодня у власти, на это не способны: они слабые, трусливые...

— ...и жадные...

— О, это особый разговор! (Смеется).

«ГОВОРИТЬ НЕ МОГЛА, НО НА ГИМН ГОЛОС ВКЛЮЧАЛСЯ»

— Говоря о ліхтариках... Ты на «Евровидении» победила — казалось бы, это вершина, выше которой не прыгнуть, тем не менее я думаю, что, когда на сцене Майдана гимн пела и сотни тысяч людей с поднятыми телефона­ми стояли, это вершина покру­че. Тот, кто испытал подобное, — счастливый человек: такая энергия в тебя вливается, которой хватит надолго, а вот интересно, сколько раз ты на Майдане гимн пела?

— Мы прикинули, сколько ночей там провели, подсчитали, что каждый час вместе с молитвами гимн исполняли... Ну, не менее 500 раз...

— ...потрясающе!..

— ...причем были моменты, когда голоса не было и все, что я могла петь, — это Гимн Украины. Так голосовые связки были настроены, что смыкание только на гимн происходило, — говорить не могла, но на гимн голос включался (смеется). Это на уровне аномалии, и даже мои врачи, которые постоянно что-то в горло мне заливали, удивлялись: «У вас что, железобетонные связки?».

— Как у человека, столько раз гимн исполнявшего, у тебя не возникает иногда желания слова заменить? Музыка прекрасная, величественная, но вот это: «ще не вмерла...», «згинуть наші воріженьки…» — не кажется ли тебе, что слишком смерти, траура много? Написать бы другой текст жизнеутверждающий...

— О, это одна из самых обсуждаемых тем на Майдане была. Люди с каким-то глубоким суеверием то же, что сейчас ты, говорили — я даже не знаю тех, кто не предлагал: «Давайте же мы нашу карму, наконец, поменяем»...

— ...потому что себя программируем, правда?

— Конечно, это все вещи кармические — мы сами себе говорим: слава Богу, что не умерли, хотя умираем, и пусть ругают меня, но я готова с этой инициативой еще раз выступить. На Майдане мы несколько раз обсуждали, все ли в символике, которую за основу мы приняли, правильно. Это, знаешь, на уровне медитации массовой и коллективной молитвы — у нас ведь гимн практически частью молитвы стал. Это единый был блок: люди пели, и слова их заряжали, а если о врагах, о смерти, о том, что почти умерли, мы поем, чем они нас заряжать, эти слова, могут? Никогда от аг­рес­сии позитива не будет, и, может, меня после нашего интервью раскритикуют, но я столько на Майдане простояла, что мне понятно, к чему люди тянутся. Они за позитивом идут, стремятся туда, где свет, единство и выход из сложившейся ситуации, поэтому, если слова гимна на позитивные мы заменим, однозначно судьбу нашей страны поменяем, и это мы сделать должны.

---

---

— Ты знаешь, поразительное ощущение: смотришь налево со сцены — конца и края людям не видно, направо — то же самое... Скажи, вот когда изо дня в день столько людей ты видела и понимала, что они слушают тебя и слышат, человеком, который уже частью истории стал, к чему-то такому прикоснулся, к чему миллионы даже близко не подойдут, себя ощущала?

— Я никогда об этом думать не буду — искрен­не тебе, как другу, говорю. Я такой героизм видела, который мне и не снился, людей знаю, гораздо больше, чем я, сделавших и просто невидимыми оставшихся. Это герои, подвиг которых мы не увидели, но меньше от этого он не стал, например, девятилетний мальчик был, который каждую ночь на Майдан прибегал. Где-то далеко за Киевом жил, но с нами каждую ночь находился — мы его вылавливали, домой отвозили, а он возвращался, на голову флаг повязывал и стоял: вот хорошо, на гимн в 12 часов успел... Увозим — опять прибегает!

На самом деле, подвиг простых людей — вот история Майдана, и каждый из нас к этому прикоснулся. Ты, думаешь, ты меньше, чем я, сделал?

— Я — точно меньше...

— Нет, ты не понимаешь: каждый, кто хоть на пять минут на Майдан пришел, на вес золота был, мы были благодарны каждому, кто нашел возможность свой взнос сделать. Это же всей страны капитал, и неважно, сколько я простояла, сколько ты, — люди, которые хоть раз на Майдане были, частью истории стали. В этом, Дима, весь кайф был — чувствовать, что мы все заодно, никто не больше и никто не меньше...

— ...и от каждого что-то зависит...

— ...да, каждый какую-то работу делает. Кто-то на сцене стоял, кто-то за сценой, айтишники сидели, свое разрабатывали... Случай совершенно потрясающий был... Женщина в Доме профсоюзов полы моет. Ее спросили: «А вы кто по профессии?». — «Профессор в Университете имени Гринченко». То ли проректор, то ли еще кто-то, какая-то очень высокая должность, и человек, занимая ее, считал своим долгом приходить и полы мыть, так как, Дима, можно говорить, что я в историю вошла, а эти люди — нет?

Помню, ребята прибегают: «У нас, если «Беркут» даже резиновыми пулями начнет стрелять, ничего нет!», и стали решать, что в качестве защиты приносить: экипировку альпинистов, велосипедистов... Тренинги, как себя вести, проходили: на моих глазах инструкторы приезжали, и я даже, чтобы как-то людей подбодрить, к ним приходила, пресс вместе с ними качала. Додумались даже воды налить и «каток» устроить — чтобы беркутовцам скользко было. Ну а что? — они же нас поливали. Ты даже не представляешь, сколько людей в больницы попали...

— ...с воспалением легких...

— ...а пожилые после этого умирали! Это же надо было на такое пойти — в мороз людей водой поливать! Все же на Институтской, вплоть до ночи с 19 на 20 февраля, было залито. Ну, хорошо, раз вы льете — и мы польем, и «Беркут», я вижу, идет и падает, идет и падает... Люди даже счастливы были, что правильно отреагировать сумели, что таланты свои и смекалку применять начали. Мы все счастливы оттого были, что общее дело делали, и большей эйфории — этого слова я не боюсь — в жизни не испытывала.

«НЕ ДАЙ ТЕБЕ ГОСПОДЬ ПЕРЕЖИТЬ ТО, ЧТО ПЕРЕЖИЛА Я!» — ГОВОРИЛА МНЕ МАМА: ЗА ЭТО, НАВЕРНОЕ, ОНА НЕ ПРОСТИТ МЕНЯ НИКОГДА»

— Ты хорошо Майдан 2004 года помнишь: там ощущение праздника и полнейшей безопасности было — в любой точке стоишь и знаешь, что ничего не случится. Этот Майдан точно так же начинался: ну кто, дескать, на нас попрет? — никто не посмеет. Леонид Данилович, как в свое время и Янукович, и силовики, и все, кто угодно, как его ни подталкивали, через людей не переступил, достойно себя повел, а этот парень другим оказался. Ну и давили на него из Москвы, видимо, тоже нешуточно...

— Мы же о Януковиче?

— Ну да, не будь он всуе помянут, так вот, я отчетливо помню момент, когда просто страшно стало, когда журналистам в глаза, в объективы камер стреляли, когда вылавливали людей, похищали, издевались над ними, когда Вербицкий пропал...

— ...вместе с Игорем Луценко — это ужасно! Никогда тот день не забуду...

— Да, история жуткая. Тебя тогда предупредили, что снайпер лично по тебе будет работать, и вот ты на сцене стоишь, и оно, с одной стороны, драйвово, но с другой — речь ведь о жизни идет. У тебя чувство страха было?

— Мы открытой мишенью были, точно знали, что по нам легче всего ударить, и в любую секунду к этому были готовы — я тебе без преувеличения говорю. Если хотя бы на минуту сцена выключалась, у людей на Майдане какая-то внутренняя дрожь начиналась...

— ...колотнеча...

— ...они не понимали, что происходит, и я, если бы Майдан зачищала, в первую очередь...

— ...свет отключила бы, сцену...

— ...конечно, и людей, которые все это озвучивают, но у меня, наверное, генетика какая-то особенная, смелость от дедушки, что ли, передалась. Мне бронежилет и каску несли, а я все время ее срывала, мне говорили: «Руслана, твоя бравада здесь ни к чему», а я отвечала: «Нет, я продемонстрировать хочу, что их не боюсь». Может, это ребячество было, но я в микрофон заявляла: мол, мы знаем, что сейчас в свой глазок вы на нас смотрите, но все равно не боимся. Единственный раз, когда испугалась и каску и бронежилет надела, утром 20 февраля был, когда, извини, Дима, но я увидела, как погибших складывают...

— ...шутки уже закончились...

— ...когда с убитых каски и бро­не­жилеты снимают и все это в крови. До этого я даже на Грушевского без защиты ходила — сначала, как космонавт, оделась, но потом поняла, что тяжело передвигаться будет, и все это сняла. Мы со священниками к «Беркуту» на переговоры ходили, то тут молились, то там... Много икон, свечек купили и между «Украинским домом» и баррикадой, где горячая точка была, встали. Очень долго, часа три-четыре, наверное, стояли: у людей, которые с нами были, ноги примерзли, но стояли они мужественно — такие вещи не забываются.

---

---

— Ты ведь у мамы одна?

— Да.

— Что она тебе говорила?

— «Не дай тебе Господь пережить то, что пережила я!» — за это, наверное, она не простит меня никогда. Они с отцом многое тогда вытерпели, и за их мужество огромное им спасибо. Я уверена была, что еще во время Майдана от них хорошую порцию всего услышу — это же нервы, но они, когда все закончится, выждали, а потом сели и вот тут уже оторвались — все, что на душе накипело, высказали. Хотя тоже на Майдан ездили: стояли, кормили меня, поддерживали как могли. Видели, что что-либо говорить мне бесполезно: у меня безумный взгляд был, одержимость происходя­щим, и никто на меня не влиял — ни Саша, ни родители: никакого смысла это не имело.

(Продолжение в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter